ВСТУПЛЕНИЕ

Один из пригородов Санкт-Петербурга,

Ленинградский военный округ

2010 год, март

Крепкий белобрысый мужичок в штатском, отзывавшийся на Ивана Ивановича, нарочито долго копался в стопке личных дел, выложенных перед ним начальником строевой части. Имя и отчество у штатского были простыми, а вот корочки — нет. С такими открыть любую дверь все равно что раз плюнуть. Даже если речь идет о дверях, ведущих в кабинет командира учебного мотострелкового полка.

Если верить документам, был этот товарищ из СВР — Службы внешней разведки. Насчет него с требованиями всяческого содействия звонили из штаба округа, а потом еще и продублировали из дивизии, причем дважды.

Полковник Бацун, невысокий, по-южному смуглый и черноволосый, с интересом наблюдал за действиями эсвээровца. Похоже, тот отбирал людей только по одному ему ведомому принципу: равнодушно скользил взглядом по личным делам отличников боевой и, как говорили раньше, «политической» подготовки. Некоторым бумагам уделял чуть больше времени, но интерес длился недолго — секунду-другую.

Не то, не то, снова не то! Наконец он отложил в сторону две папки, а остальные все с тем же равнодушием вернул.

Бацун успел заметить фамилии «счастливчиков»: Павлов и Денисов. И того и другого полковник знал мало, его лишь недавно перевели с повышением в учебный полк. До этого Бацун командовал дисциплинарным батальоном, и командовал довольно неплохо, коли начальство отметило и решило продвинуть по карьерной лестнице. Теперь в его подчинении был целый полк. Звездочек стало больше, но и ответственности прибавилось. Со срочниками спокойной жизни не будет.

Скрыть любопытство от Ивана Ивановича не удалось. Эсвээровец повернулся к Бацуну и спросил:

— Что вы можете сказать о сержантах Павлове и Денисове?

Полковник пожал плечами:

— Да, собственно, немного. Служат командирами учебных отделений, нареканий нет. У обоих дембель на носу, но в неуставных отношениях не замечены. У нас с этим строго, майор.

— Строго — это хорошо. Насчет контракта с ними не разговаривали?

— Может, командир взвода и вел с ними такие беседы, но я — нет. Было бы желание, сами бы просились, а силком тащить кого-то я не намерен.

— Даже если поступит приказ свыше? — Брови Ивана Ивановича сложились «домиком».

— Ну, если так… — вздохнул полковник. — Приказ — другое дело. Это армия, приказы надо выполнять.

Бацун вздохнул неспроста. Было что вспомнить. В середине девяностых, когда начальство спускало план на контрактников, ему не раз и не два приходилось надавливать на толковых срочников, шантажируя отправкой на Кавказ, аккурат в самое пекло. Противно, конечно, но что делать.

Иван Иванович облек приказ в форму вежливой просьбы:

— Пригласите, пожалуйста, сержантов Павлова и Денисова.

— Сейчас вызову, — кивнул Бацун. — Будут еще пожелания?

— Будут, — подтвердил эсвээровец. — Я вас попрошу на время беседы с сержантами покинуть кабинет. Уж извините, дело конфиденциальное. Не для посторонних ушей.

— Разумеется, — вслух согласился Бацун, а про себя изощренно и грязно выругался.

Не нравился ему этот майор, очень не нравился. И еще больше Бацуну не нравились игры с подчиненными за его спиной.

Новое пополнение, прибывшее в учебку с последнего призыва, умудрилось провалить проверку, поэтому уже третью неделю шли сплошные сержантские караулы. И Павлов, и Денисов сполна ощутили смысл солдатской поговорки о службе «через день на ремень». Не высыпались они хронически, но разве можно терять драгоценное время на сон, когда под боком манящий соблазнами Питер с общительными девушками и прочими радостями бытия? Благо свое начальство закрывает глаза на «самоходы», а в каптерке лежит большой запас «гражданки», с которой не страшен никакой патруль. Главное — пробраться обратно в часть, минуя зоркое око дежурного по полку.

Сегодня им это удалось. Успели как раз к разводу. Быстро переоделись и на плац.

Взводный — лейтеха-двухгодичник — лишь фыркал, глядя на их сонные, но довольные, как у мартовских котов, физиономии.

— Чтоб не вздумали на посту дрыхнуть, — предупредил он. — К тебе, Денисов, относится вдвойне.

Друзья потупились, зная за собой такой грех. «Давили на массу» при любой подходящей возможности, в том числе и на дежурстве. К проспавшему все на свете Денисову однажды по тревоге прибежал весь караул во главе с проверяющим из штаба дивизии. Хорошо хоть обошлось нарядами вне очереди, а не губой, на которой зверствовали такие же сержанты, но уже из других учебок.

Антагонизм между частями был жутчайший. Артиллеристы недолюбливали связистов и медиков, десантура ненавидела танкистов, а мотострелки бодались со всеми, у кого эмблема была без общевойсковых «кустов».

После развода начинались этапы подготовки к караулу, можно было слегка покемарить, но появление вестового из штаба смешало все планы.

— Денисов, Павлов, к командиру полка, — приказал взводный.

Друзья недоуменно переглянулись. Вызов к Бацуну не предвещал ничего хорошего, неужели до него дошли слухи о «самоходах»? Репутация полковника, перекочевавшая вместе с ним из дисбата, положительных эмоций не вызывала.

— Как думаешь, отымеют? — тихо спросил Павлов, плотный светловолосый крепыш с широким располагающим лицом.

— По полной программе, — вздохнул его приятель.

Он был гораздо выше ростом, ладно сложен и красив. Слегка картавил, но этот дефект речи почему-то добавлял ему обаяния, как и маленькая родинка над верхней губой.

Пару месяцев назад Денисов разместил свою фотографию в рубрике «Знакомства» популярной питерской газеты и теперь пожинал плоды богатого урожая. Его буквально засыпало шквалом писем от представительниц прекрасной половины человечества. Девичьи сердца бередил не только лишенный кольца безымянный палец, но и почти голливудский внешний вид девятнадцатилетнего дембеля. Правда, нос молодой человек не задирал, более того — заботился о своем закадычном, но не столь сногсшибательном, на женский взгляд, друге и, когда это удавалось, устраивал свидания и для него.

Девчата с удовольствием угощали двух симпатичных парней, одаривали ласками, но до серьезных отношений не доходило и дойти не могло. О женитьбе приятели даже не помышляли. Посидеть в хорошей компании, поесть на халяву (откуда у иногороднего солдата-срочника взяться деньгам?), предаться танцам-шманцам-обжиманцам с последующим развитием событий, переходящих в горизонтальную плоскость. А потом снова в часть, где все та же скучная армейская рутина и один день похож на другой как две капли воды.

Тщательно осмотрев друг друга, чтобы полковник не смог придраться к нарушениям в форме, сержанты зашагали к большому кирпичному зданию штаба.

Как раз в этот момент Бацун, пролистав их личные дела, понял, почему именно эти двое привлекли внимание Ивана Ивановича.

Ларчик открывался просто: Павлов был из детдома, мать Денисова лишили родительских прав, воспитывала мальчика бабушка, которая умерла четыре месяца назад. Полковник лично отправлял его в отпуск по семейным обстоятельствам. Вот и выходит, что и того и другого ждать из армии некому. И случись с ними что — интересоваться тоже никто ими не будет.

Но почему СВР? Или корочки майора такое же прикрытие, как и его явно выдуманные имя и отчество?

— Товарищ майор, а что за часть такая — «отдельная бригада военных егерей»? Это, случаем, не в Чечне?

Человек в штатском внимательно посмотрел на задавшего вопрос Павлова.

— О части вы узнаете позже, а что касается места дислокации, могу вас заверить — Чечня там и близко не стояла. Конкретного местоположения назвать вам не могу. Это вне моей компетенции. Подробности узнаете потом. Могу заверить в главном — служба будет насыщенной и интересной, к тому же высокооплачиваемой. Денег забашляете по самое нехочу, — неожиданно перешел на жаргон Иван Иванович.

Парни заулыбались. С деньгами у них всегда было неважно, и они знали цену каждой копейке. К тому же, в отличие от сослуживцев, дембель не представлялся им манной небесной. Павлова ждала комната в общаге и работа на дышавшем на ладан заводике, у его приятеля осталась только квартирка, перешедшая по завещанию, да очередь на бирже труда.

А тут — свалившийся непонятно откуда аттракцион невиданной щедрости. Названная майором в штатском сумма подъемных будоражила воображение, вырисовывающиеся перспективы ласкали взор.

То, что служба будет и опасна и трудна, приятели догадывались, но те, кому терять нечего, легки на подъем. Они подписали кучу бумаг, не больно-то вдаваясь в смысл содержимого: захотят обмануть — обманут при любом раскладе; положили в нагрудные карманы «афганок» наличные из аванса, выданного майором.

Жизнь хороша!

— А что будет, если мы вдруг передумаем? — вынырнул из мира грез Павлов.

— Ничего, — спокойно произнес Иван Иванович и добавил: — Хорошего. Всего-навсего маленькая командировка в очень горячую точку и какая-нибудь операция с непременными боевыми потерями.

— Ясно, — вздохнули сержанты.

Они прекрасно поняли, на что намекал человек в штатском.

Через два дня, проведенных в кутежах и гулянках, молодые люди уже летели на рейсовом самолете в Красноярск. Потом была пересадка до сибирского поселка Ванавара, а там их уже ждали.

Военный вертолет взял на борт двух одуревших после пьянки и длительных перелетов друзей и сразу взлетел. Надвигался буран, встречавший их человек в штатском по фамилии Иванов очень спешил и потому нервничал.

— По кофейку? — предложил он.

Парни дружно закивали. Их мучил дикий сушняк, жутко болела голова, и хороший кофе был бы как нельзя кстати.

— Между прочим, кофе у меня с коньячком: настоящим, армянским, — зачем-то расхвастался Иванов. — В магазинах такого не купишь. Знакомые привезли, можно сказать, по большому блату. На полках ведь что стоит — сплошь подделка. В лучшем случае — не отравишься.

Но оценить благородство напитка Павлов и Денисов не сумели. Обоих разморил сон, да такой крепкий, что никто из них не почувствовал, как вертолет сначала изменил направление, а через час приземлился. Почти сразу к нему подкатил облепленный грязью армейский «уазик» с тентом. Одурманенных наркотиком сержантов быстро посадили на автомобиль, следом бросили их немудреный скарб. Было видно, что проделывалось это не впервой. Слишком слаженно действовали все участники операции, так ведут себя детали давно притертого механизма.

Ничего не соображавшие сержанты автоматически выполняли команды Иванова. Не сопротивлялись, не спорили и не задавали ненужных вопросов.

— Нашего полку прибыло, — сказал Иванов, склоняясь над Павловым с одноразовым шприц-тюбиком и быстрым движением делая инъекцию в шею. Аналогичную манипуляцию он проделал и со вторым подопечным.

— Только не обижайтесь, парни, — добавил человек в штатском в конце.

Хотя работа была знакомой и привычной, чувствовал он себя паршиво. Что-то отдаленно напоминающее совесть проснулось глубоко в его душе и стало ворочаться, как разбуженный посреди зимней спячки медведь.

— Трогай, — приказал Иванов шоферу и залпом допил оставшийся коньяк.

Легче на душе не стало.

Полковник Нефедов, командир отдельной бригады военных егерей, задумчиво глядел в окно и курил. По стеклу расползались мутные потоки воды, перемешанной с грязью. Шел дождь. Из-за нахлынувшего ливня был плохо виден даже Останкинский Шпиль.

— Дерьмовая погода, — сказал сидевший в кабинете полковника седой мужчина в толстом свитере, непромокаемых штанах и сапогах-бродах.

Он походил на обычного рыбака, забывшего где-то поблизости свои удочки и прочие снасти, выглядел простачком-недотепой, но Нефедов знал, сколько генеральских звезд у седого на погонах и сколько орденских планок на кителе. Более того, полковнику было хорошо известно, каково влияние этого «рыбака» там, в высших коридорах власти.

— Хорошей здесь и не бывает, товарищ… — заговорил Нефедов, но мужчина в свитере прервал его:

— Мы же договорились: я тут нахожусь абсолютно инкогнито. Так что давайте без официоза.

Полковник хмыкнул. Начальство есть начальство, и хотя пребывание шишки с Большой земли здесь, на территории Ванавары-3, давно уже стало секретом Полишинеля, потрафить его капризам все же придется.

— Вас понял, Альберт Петрович. Погода и впрямь дерьмовая. Вечный сентябрь, чтоб ему пусто было. Дожди, грозы, северное сияние и кое-что похуже.

— Хуже вашего северного сияния не бывает, — пробурчал Альберт Петрович.

Он был не в духе. Молодость, а вместе с ней и здоровье остались далеко позади, в славном прошлом. Вновь дали о себе знать старые раны, напомнили о существовании многочисленные болячки. При иных обстоятельствах он бы сюда не сунулся, но даже у генералов есть свои начальники. Приказали — надо лететь, благо на него действие «Протокола А» не распространялось. Если не доверять боевому генералу, на кого же тогда положиться?

Альберт Петрович был кадром проверенным, еще старой закалки. Но оставаться мальчиком на побегушках ему не хотелось. Смену бы надо готовить, да нет пока на примете подходящей кандидатуры. Вот и приходится брать дела на себя.

Однако из всего можно извлечь пользу, и Альберт Петрович понимал, что вернется в Москву не с пустыми руками. Будет обязательный презент от егерей, в котором найдется место для парочки «погремушек», способных придать жизненных сил дряхлеющему генеральскому организму.

Природные аномалии рождали массу полезных и дорогих вещей, «погремушки», служившие великолепным и абсолютно безопасным допингом, входили в их число.

А еще один хороший знакомый намекал, что есть возможность сорвать более чем приличный куш. Он что-то надыбал, причем редкое и весьма дорогое. Не то чтобы Альберт Петрович нуждался в деньгах, но коли длинный зеленый американский рубль сам лезет в руки — чего лениться и не поднять то, что плохо лежит? Себе на старость хватит, и детишкам с внуками пригодится.

Если бы АТРИ не существовало, ее обязательно следовало бы придумать. Хотя бы ради этого.

— Основные вопросы мы с вами обсудили. Будут еще пожелания? — спросил генерал исключительно ради проформы.

Альберт Петрович хотел как можно быстрее покончить с делами. Тут ему никогда не нравилось. Слишком чуждо, непривычно. Нормальный человек бежал бы отсюда без оглядки так, что пятки сверкали.

Увы, полковник не сумел правильно оценить настроение московского гостя. Не хватало у комбрига столичного такта и лоска, умения без слов догадываться о желаниях вышестоящих. Потому, наверное, и трубил здесь уже который год без всякой надежды на штаны с широкими красными лампасами.

Недотепа Нефедов сказал:

— Разумеется, будут. Хотелось бы поговорить насчет пополнения. У меня в бригаде сейчас большой недоштат. Не хватает офицеров, прапорщиков некомплект, а с рядовыми и сержантами просто беда. Кое-что мы покрываем из состава внутренних войск, но, по сути, всего лишь латаем дырки. Тут и естественная убыль, и потери.

— Потери. — Собеседник нахмурил брови. — Потерь надо избегать. Помните, что вы в ответе за каждую человеческую жизнь.

Нефедова покоробило. Можно подумать, он егерей колоннами под пулеметы водит. Но Альберт Петрович, не замечая реакции собеседника, продолжал разглагольствовать:

— Проблемы твои я знаю и понимаю, но пойми и ты. Сейчас не так, как раньше. Попросил бы ты меня лет двадцать назад, я бы тебе нагнал столько войск, что они всю твою территорию сапожищами бы истоптали. Но времена меняются. Мы в штабе исходим из имеющихся возможностей. Будет тебе пополнение, но не такое, на какое ты рассчитывал.

Полковник расстроился, однако нашел в себе силы поинтересоваться:

— Кого мне пришлют, Альберт Петрович? Нужны люди с боевым опытом, чтобы все знали, умели.

И тут его жестко приземлили.

— Насчет опыта ты не прав, Нефедов. Это дело наживное. Иной раз проще с белого листа научить, чем переучивать, — назидательно произнес генерал.

У изумленного Нефедова даже рот приоткрылся.

— Как же так? Неужели салаг пришлете? Они же совсем зеленые, будут только под ногами путаться.

Альберт Петрович разозлился:

— Ты, Нефедов, не забывайся. Забыл, с кем говоришь?

Полковник мотнул головой.

Генерал оседлал любимого конька. Ему нравилось ставить подчиненных на место, тем более непонятливых.

— Решение наверху принято и обсуждению не подлежит. Поэтому расслабься, Нефедов. Не надо дергаться! Мы не с бухты-барахты так порешали. Но, чтобы до тебя дошло, поясню. Во-первых, вспомни себя, свою молодость курсантскую. Ты, когда в училище поступил, помнишь, что тебе преподаватели на занятиях говорили? Наверняка ведь: «Забудьте, чему учили в школе». Было дело, полковник?

— Было, — кивнул он.

— А когда в часть попал, что тебе командир сказал? Ну, Нефедов, вспоминай.

— Забудь, чему учили в училище, — обреченно произнес полковник.

— То-то и оно! — довольно рассмеялся генерал. — Поэтому выпестуешь своих салаг так, чтобы они у тебя не хуже заправских рэксов были. Но это — во-первых. А во-вторых, ты не хуже меня знаешь, что война с психикой делает, сколько парней, прошедших через горячие точки, потом с мозгами набекрень остаются. Это же ходячие мины замедленного действия. У тебя самого один «чеченец» на днях сдуру караул вэвэшный расстрелял, просто так, безо всякой причины. Тебе повторение такого ЧП надо, Нефедов?

— Никак нет, не надо, — кивнул полковник.

— Значит, логика решений тебе понятна, — утвердительно протянул Альберт Петрович.

— Теперь да, — согласился Нефедов.

— Вот видишь, а небось меня за дурака старого держал.

— Даже не думал, Альберт Петрович.

— Рад за тебя, Нефедов. Тем более я ж тебе не пацанов с гражданки пришлю. Будут нормальные бойцы Российской армии. Необстрелянные, ну да это легко исправимо в ваших условиях.

— Бойцы так бойцы. Надеюсь, хоть из подходящих родов войск: ВДВ или морской пехоты? Чтоб начальная подготовка соответствовала.

Генерал не сумел сдержать улыбки:

— Зачем тебе десантура с морпехами? Их ведь чему учат — гонору, как у польской шляхты. Чтобы кирпич об башку разбить, стекло сожрать, дверь плевком выбить, без парашюта из самолета прыгнуть. Нет уж, полковник, все и всегда решает пехота — царица полей. Пришлю тебе мотострелков, с ними и занимайся. Вэвэшников к себе пока не переманивай. У них тоже с людьми напряженка. — Он посмотрел на часы. — Засиделся я у тебя. Пора и честь знать. Хочу до перехода поскорее добраться. Удачи тебе, полковник.

— Спасибо, Альберт Петрович.

Тут генерал вспомнил еще один момент, на который хотел обратить внимание командира бригады:

— Чуть не забыл, Нефедов. Надо бы тебе бродягами заняться. Под самым носом шастают, наглеют не по дням, а по часам. Прищеми им хвост, пока совсем не распоясались.

Кабак «Козья морда» был переполнен, однако это не помешало юркому бармену Сене Хорьку сходу вычленить нужного посетителя — мужчину, одетого, как большинство из кутящих тут вольных бродяг, в невообразимую смесь из военных и гражданских вещей, — и, дождавшись, когда тот подойдет к стойке сделать заказ, что-то тихо шепнуть ему на ухо. Вошедший внешне не выказал никаких чувств, лишь сдержанно кивнул и шагнул к укрытой за портьерами стальной пуленепробиваемой двери, больше смахивающей на дверцу сейфа.

Стоявший возле нее здоровенный охранник вопросительно поднял глаза на Хорька. В ответ бармен сделал особый знак — дескать, все в порядке, можно пропустить. Здоровяк отошел в сторонку и жестом пригласил мужчину пройти.

Ход вел в подвал, где по соседству размещались личный кабинет неофициального мэра Муторая Петровича и маленькая комнатушка, служившая местом встреч для проведения особо конфиденциальных переговоров. Хозяин «Козьей морды» гарантировал отсутствие в ней средств прослушки. Короче говоря, тут не «сифонило». Считалось, что ни одна из тайн никогда не перейдет порог маленького помещения, заставленного скромной мебелью еще советского производства.

Наверху играла музыка, слышались крики и смех. Охранники окидывали цепкими взглядами наиболее шумные компашки и, если градус веселья подымался выше, чем дозволялось, тут же вмешивались. Сначала возмутителя спокойствия просто предупреждали, если тот не проникался, в ход шли уже другие меры более жестокого порядка. В лучшем случае виновника могли отмутузить до потери сознания, в худшем — скормить панцирным псам.

В подвале же было тихо. Сюда не проникали посторонние звуки: только шелест ковровой дорожки под ногами.

Посетитель завертел головой, пытаясь понять, куда же его позвали — в комнату для переговоров или в кабинет Петровича. Хорек был чересчур лаконичен, сообщив лишь короткую фразу о том, что весьма важные люди просят спуститься, без указания конкретного места.

Но мужчину уже ждали. Гостеприимно распахнулась дверь, и он зашел в переговорную.

За прямоугольным столом, накрытым белоснежной скатертью, сидел большой человек. Большой не только в смысле габаритов (полтора на два метра), но и по статусу в АТРИ. В драном свитере и потертых джинсах, он выглядел добродушным здоровяком, что и мухи не обидит, однако вошедший знал, что перед ним человек, для которого чужая жизнь не стоила и ломаного гроша. Там, где он появлялся, редко обходилось без горы трупов.

— Присаживайся.

Посетитель кочевряжиться не стал, поместился на деревянном стуле с жесткой спинкой, оглядел пустой стол. Что ж, Петрович делал все, чтобы переговоры не затягивались. Убогая даже по меркам АТРИ обстановка в комнате немало тому способствовала.

— Прости, угощать тебя не буду, да и некогда.

— Зачем звали? — спросил посетитель.

Вместо ответа здоровяк положил перед ним пухлую папку с завязками. Мужчина открыл ее, бегло пролистал и отодвинул.

— Хотелось бы знать, при чем тут я?

— Это примерно десятая часть того, что нам удалось накопать, — пояснил здоровяк. — Но картинка неполная. Слишком много белых пятен, а ты знаешь, как я их не люблю.

— Мне придется закрасить эти пятна в нужный цвет? — с кривой ухмылкой поинтересовался его собеседник.

— Разумеется, — усмехнулся здоровяк. — А как ты думал, для чего мы тебя внедряли? Дорогое удовольствие, даже для нас. Во всей АТРИ только двое знают, кто ты на самом деле.

— Двое?

— Именно. Двое: ты да я. И я пока не могу ввести официальные власти в курс дела. Потому тебе придется действовать на свой страх и риск. Я не хочу никого спугнуть. Ты меня понял?

— Понял, — кивнул вошедший.

— Тогда можешь идти. Времени на подготовку у тебя пара месяцев, не больше. За провал операции…

— Погоны снимете? — с прищуром спросил вошедший.

— Погоны — это перебор. Яйца отрежу, — ответил здоровяк.

ГЛАВА 1

Пробуждение было из таких, что врагу не пожелаешь. Башка раскалывается на части, кружится. Во рту сухо, и привкус такой, будто птичка нагадила. Какая там птичка! Бегемот — здоровенный, толстый. Вонючий!

Плохо мне, ой плохо! Как с жуткого бодуна.

С чего бы? Не маленький, не в первый раз бухал. Вроде пил грамотно, не смешивая. Может, коньячок, предложенный товарищем Ивановым, был не того-с? Из той же бочки, как и прочая магазинная и палаточная отрава. Еще хвастался: «Настоящий, армянский!» Чтоб он подавился своим «армянским»! Или грешу на человека?

А еще полный провал в памяти. Иванов, вертолет… Но что было после?

И, кстати, где я?

Лежу. Справа и слева койки, заправленные казенными синими одеялами. Прикроватная тумбочка из дерева, покрытого морилкой. Казарма? Но почему вокруг люди в белых халатах?

Светлый пластик, какие-то компьютеры, трубки, микроскопы. Разговоры ученые, непонятные.

— Температура?

— В норме.

— Давление?

— Сто десять на восемьдесят.

Госпиталь, больница. Что-то произошло?

— Доктор, он глаза открыл, очнулся.

— Давно пора.

Что пора?

— Павлов Артем Николаевич, девяностого года рождения? — чей-то надтреснутый голос.

Ага, вот и его обладатель.

Рефлекторно отзываюсь:

— Так точно!

Господи, как хочется пить! Жизнь бы отдал за глоток холодненькой минералки. Или кваса. Выдул бы бочку в один присест. У нас в городе на пивзаводе вкусный квас делают. В областной центр возят. Народ в жаркий день в очереди встает.

— Вы меня отчетливо видите?

— Так точно, вижу хорошо. Мне бы попить…

— Сестра, дайте ему воды.

Хватаю стакан, пью. Господи, благодать-то какая!

— Утолили жажду, Павлов?

— Да. Спасибо.

Мысли снова далеко отсюда. Лихорадочно размышляю на тему, что стряслось, и где Леха Денисов. В поле зрения он не попадает. Кругом незнакомые лица. Абсолютно равнодушные, как у настоящих врачей. Госпиталь?

Леха, где Леха? И что это со мной приключилось?

— Сколько я вам показываю пальцев?

— Два… то есть три.

— Хорошо.

Мужчина, очевидно врач, склоняется надо мной. У него опухшее лицо алкоголика, полные мясистые губы, из ноздрей торчат пучки волос. И запах типичный медицинский: спирт, лекарства. Сквозь белый халат просвечивают погоны. Значит, военврач. Госпиталь. Сто пудов — госпиталь.

Я машинально подношу к глазам руки, потом сгибаю и разгибаю ноги.

Военврач смеется:

— Не беспокойтесь, Павлов! С вами все в порядке.

— Где я, товарищ…

— Капитан. Капитан медицинской службы Северянин. Был когда-то такой известный поэт. Вы о нем слышали?

— В школе проходил, но деталей уже не помню, товарищ капитан.

— А что, ничего, кроме школьного курса литературы, больше не читали?

— Так точно, не читал. Хотя нет: газеты, сканворды.

— Жаль, — вздохнул Северянин. — Начни я сейчас цитировать вам Данте, ведь не оцените. Я правильно говорю?

— Так точно.

А кто такой этот Данте? Тоже военврач?

Капитан махнул рукой:

— С вами все ясно, Павлов. Ладно, частично ввожу вас в курс дела. Добро пожаловать в Аномальную Территорию Радиоактивного Излучения, или, сокращенно, АТРИ.

— Почему «три», товарищ капитан?

— Что? — Вопрос сбил военврача с выбранного курса.

— Вы сказали, что А-три. Значит, где-то есть А-один и два.

— Не тупите, Павлов. Я же сказал: АТРИ — это аббревиатура. Дошла до нас еще со сталинских времен. Говорят, Берия придумал. Он вообще был человеком с большой фантазией.

Фраза о радиации меня насторожила.

— Товарищ капитан, разрешите спросить?

— Разрешаю.

— Вы сказали о радиоактивном излучении. Мы, случайно, не в Чернобыле?

— Нет, боец, мы не в Чернобыле. Там, по сравнению со здешними местами, просто курорт.

Я нервно сглотнул. Куда же меня занесло?

— Поджилки не затряслись, сержант?

— Пока не знаю.

— Да ты не дрейфь, Павлов. На Ванаваре с радиационным фоном все нормально. Получишь оборудование, сам проверишь. Про счетчик Гейгера слышал, наверное?

— Слышал.

— У тебя будет такой, только еще круче. Его встраивают в КИП — портативный компьютер, внешне похож на часики, только размером больше. Штука полезная. Без него мы и в сортир не ходим.

Доктор показал левую руку, к которой и впрямь кожаным ремешком крепился прибор с жидкокристаллическим экраном.

— Классная вещь, одна из последних моделей. Прибамбасов сюда напихано — море. Она и уровень радиации показывает, и прочую дрянь. Не всю, конечно, но это ведь лучше, чем ничего.